|
Леонид Латынин ( Из книги " Сон серебряного века")
Остывает свод небесный - Холода. Нынче речи неуместны, Господа.
Те возвышенные речи Хороши, Если бронза, если свечи... Две души.
Если голос дан от Бога, Если честь. И в грядущее дорога Тоже есть.
«Дили-дон» – бокалов пенье. Нынче май. Скоро пост, потом Успенье, Дальше – рай.
«Дай, любимый, погадаю»! - Погадай. «Я сегодня умираю». - Умирай.
Год семнадцатый за гробом Побредет. Наша гордая Ниоба – Этот год.
«Дили-дон» – еще немножко Мне налей. Лица белые в окошке Фонарей.
И октябрь в окно стучится, Прост и прям, Пожелтевшею страницей Телеграмм.
«Дили-дон» – заупокойный Звон и бой. Если можно, то достойно, Милый мой.
Если можно, то немного Погоди. Обрывается дорога Впереди.
Остывает свод небесный. Холода. Дальше речи неуместны, Господа...
22 декабря 1977
Весна
Лёд 1917 года
Вечер звёзды толчёт, как игуменья лёд – в ступе Вечности время крошИтся, и, оттаяв в ладонях, сквозь пальцы течёт животворной, святою водицей. Разорён лихолетьем Чудской монастырь. Осквернён… Ни креста, ни ограды. На сто вёрст никого – только голый пустырь за колючей стеной снегопада. И, казалось, ничто не сулило чудес в эту зимнюю, лютую стужу. И расстрелянный в Смольном Христос не воскрес – снайпер целил не в тело, а в душу… Не прольётся отныне российская медь колокольным, малиновым звоном: переплавлена в горны и призвана петь гимны красным, кровавым знамёнам… Так пророчил декабрь, заметая следы одинокой отшельницы в поле… А она всё пыталась хоть каплю воды отогреть на озябшей ладони, и клюкой разбивала мерцающий лёд над купелью Святого Истока. Только силы не те… Шёл семнадцатый год: брат на брата……….и око за око… Что, игуменья, плачешь? Замёрз родничок? Вера в людях надолго остыла… Что, родная, печалишься? Умер твой Бог - и креста не стоит над могилой… Не на всякий роток да накинешь платок - «Было Слово…..и Слово у Бога…» Но и Бог замолчал – так какой теперь прок, что возьмёшь с Него нынче - с немого? Нет, не хватит тебе ни молитв, ни свечей воскресить Его…….даже Любовью…. А старуха всё долбит замёрзший ручей, крошки льда собирая ладонью, и в пустую котомку безмолвно кладёт потихоньку - к кусочку кусочек… Не святую водицу сегодня, а лёд дарит людям замёрзший Источник… «Благодарствую, Боже….. и то хорошо…» - по заснеженным тайным тропинкам тащит к людям старуха тяжёлый мешок – освещённые Верою льдинки… Шёл семнадцатый год – далеко ль до беды? Но везде открывались ей двери – ради капельки чистой, священной воды, ради искры оттаявшей Веры… А она извинялась: «Что так, мол, и так – не могу окропить вас водицей – мне одной не хватает ни сил, ни тепла растопить этот лёд – не сердитесь… Нынче время лихое – и каждый из вас должен сам своим личным примером, в одиночку ли, тайно ли – здесь и сейчас предъявить Небесам символ Веры. И тянулись ладони за тающим льдом: дети……..юноши…… девушки…… вдовы – все смотрели, как он, обогретый теплом в их руках становился водою… И сияли глаза……и светились сердца вновь воскресшею, истинной верой… Но нашёлся Иуда, что молча с крыльца разрядился в толпу револьвером. Заструился сквозь пальцы оттаявший лёд – не водой, а горячею кровью… Так Христовой слезой причащался народ, многократно распятой Любовью…
А. Котомкин-Савинский
На смерть Каппеля
Вместо венка на могилу героя
Тише!.. С молитвой склоняем колени… Пред вами героя родимого прах… С безмолвной улыбкой на мертвых устах Он полон нездешних, святых сновидений…
Ты умер!.. Нет!… Верю я верой поэта: Ты жив!.. Пусть застывшие смолкли уста, И нам не ответят улыбкой привета, И пусть недвижима могучая грудь… Но подвигов славных жива красота… Наш символ бессмертный – твой жизненный путь.
"За Родину! В бой" – ты кликнешь призывом, Орлов-добровольцев к себе же созовешь… Но верю – своим беспримерным порывом, Как пламенем, русское сердце зажжешь…
Ты бился за волжские дивные дали, И песнь тебе сложит волгарь… И Камы привольной угрюмый косарь В тех песнях забудет о прошлой печали…
И эхом ответным Уральские горы Откликнутся Волге… Тайга загудит… И братья забудут кровавые споры, И песню про Каппеля сложит народ…
И Каппеля имя, и подвиг без меры, Средь славных героев вовек не умрет… Склони же колени пред символом веры, И встать за Отчизну, Родимый Народ…
Чита. 22 февраля 1920 года Забайкальская новь. 1920. 25 февраля.
Зинаида Готгард
("БС" выражает благодарность А.Б. Куксину, приславшему эти стихи)
Спите тихо!
Год жестокой войны по степи разбросал Беспорядочный ряд невысоких могил, Понакрыл кое-где побуревшей травой, Разбросал и забыл...
Год за годом пройдет, и весна нашу степь Ярким блеском цветов оживит, как всегда, Только этого ряда убогих могил Не найдется следа.
Но безвестных имен, сколько б не было их, Никогда не забудет родная страна, Славный подвиг почтит и в молитвах своих Помянет их она.
1918.
*** Над крутым обрывом, у седой Кубани, Далеко белея, Крест стоит простой. Здесь, на этом месте, у последней грани, Раненный смертельно, умирал герой.
Замолчало сердце, словно было радо Отдохнуть, не биться трепетно в груди... Кто заговорил там? Тише! Слов не надо. Жизнь уже осталась где-то позади.
Но с тех пор годами, верная завету, В непосильной битве горсточка людей, В пламенном порыве, веруя в победу, Гордо держит знамя Родины своей.
Не сломить той веры, не залить рекою Алой братской крови пламя в их груди Оттого, что светит яркою звездою Белый Крест далёкий им на их пути.
(авторство установлено неточно)
Песня "Адмирал Колчак"
Реют мачты над волнами, Вьется гордый русский флаг: То идет на бой с врагами Славный адмирал Колчак.
Волны пенятся и плещут, Все безмолвно, всюду мрак, Только грозно пушки блещут - Берегись, коварный враг!
Вдруг вдали раздался выстрел И снаряда громкий вой; Флот построился наш быстро И с германцем принял бой.
А на мостике суровый Острым взглядом режет мрак, Умереть за Русь готовый,- Славный адмирал Колчак.
Рвутся с грохотом снаряды, И в [дали огонь]* блестит И достойного награды Адмирала Бог хранит.
Флот Германский отступает, Гибнут недругов суда, И погибших накрывает Набежавшая вода.
Снова грозно над волнами Вьется гордый Русский флаг: Так расправился с врагами Славный адмирал Колчак.
8 апреля 1919 г. с. Николаевка Адъютант уланского Симбирского полка поручик Ключарев. ГАРФ. Ф. 341. Оп. I. Д. 52. Л. 207-208 * в тексте документа эти слова написаны не вполне разборчиво.
Роман Ефремов ПАМЯТИ КОЛЧАКА Как тяжело молчать и знать, Что снисхождения не будет, И не надеяться, и ждать, Когда придут в шинелях люди.
Угрюмо проворчат ключи, Запахнет дегтем и махоркой, И поведут меня в ночи, В проулки вглядываясь зорко,
На снежный берег, и в овраг, А там на лед по тропке ближней, И к страшной проруби, где так Вода черна и неподвижна.
Они губили Русь мою, Я воспротивился их воле - И вот уже на льду стою, Как одинокий воин в поле.
Те, кто напротив, прячут взор, Полы шинелей плещет вьюга. Вот зачитали приговор, О чем-то шепчутся друг с другом.
Да полно, люди будут спать! Войной истерзаны без меры, Они затихли, им плевать, Кто там еще погиб за веру.
Россия погрузилась в сны, Как нищий с тощею котомкой, Мы той России не нужны, И поколения потомков
О нас в учебниках прочтут Лишь то, что им узнать позволят. Но верю - будет высший суд, И речь на нем держать я волен.
Меня вы вспомните тогда, И все оцените, поймете - И золотые поезда, И армии по грудь в болоте.
Я сам себе - и адвокат, И прокурор, а суд тот - Божий. Течет истории река, Своих героев время множит.
Блестит ангарская вода, И валит с ног, как пуля, ветер. Моей России никогда Уже не быть на этом свете.
Анна Тимирева
Передо мной, не в маршальском мундире, Каким для всех запечатлен на век, А в чем-нибудь помягче и пошире, По вечерам один в своей квартире Такой усталый очень человек. Весь день он был натянут, как струна, И каждый шаг ему давался с бою, И вот теперь настала тишина, Но нет ему отрады и покою. Приходит он, из тайников стола Достанет сверток с снимками рентгена И смотрит, как на них густеет мгла В растущих пятнах гибельного тлена, И знает, что ничем нельзя помочь - Ни золотом, ни знанием, ни славой, - Что он совсем один с своей державой И что идет ему навстречу ночь.
*** Я крепко сплю теперь; не жду за воротами, Когда в урочный час За поворотом в лес вдруг грянет бубенцами Почтовый тарантас. На самом дне души, похоронив тревогу, Живу, и дни идут, И с каждым днем трудней размытая дорога, И все чернее пруд. У этих серых дней душа моя во власти, У осени в плену. И кажется порой, что даже грез о счастье Я больше не верну.
***
Над головой сосновый бор Шумит, внимательный и строгий, И игол шелковый ковер Босые чуть щекочет ноги. Здесь хорошо бродить, искать Грибы в медлительной забаве И понемногу забывать О страсти, радости и славе. И, сердцем погружаясь в тьму, Не бредить счастьем и свободой, И встретить старости зиму С холодной ясностью природы.
***
Какая нежность беспредельная В сухой степи осенним днем! Сияют краски акварельные Последним гаснущим огнем. Дороги ровные укатаны, Атласом лоснится трава. Улыбка солнца незакатная Ласкает, как любви слова. А складки сопок золотистые Лазурью заливает тень, И просит сердце, чтобы выстоял Весь до конца погожий день. Чтоб меж холмами и низинами, Где выступает соль, как снег, Идти весь день дорогой длинною, Не зная, где найдешь ночлег. Чтоб было все легко и молодо, Как сопок голубая мгла. И чтобы ночь под звездным пологом Была спокойна и тепла.
***
Уходили бабы по обетам От горшков, ухватов и печей По дорогам ласкового лета К золотым крестам монастырей. Шли в лаптях, с котомкой за плечами И с краюхой хлеба в дальний путь Степью и дремучими лесами Вольной жизнью глубоко вздохнуть. Утешенье вымолить у Бога, О нехитром счастье попросить. Далека нелегкая дорога - Тянется, как от кудели нить. А вернувшись, долго вспоминали, Будто с плеч свалили целый пуд, Будто легче стали все печали И отрадней самый тяжкий труд.
***
Ты ласковым стал мне сниться, Веселым - как в лучшие дни. Любви золотые страницы Листают легкие сны... Конца ли это виденья? Или ты зовешь? – не пойму… Спасибо, что ты хоть тенью Приходишь ко мне в тюрьму.
Александра Молодчик Памяти Колчака Из глубины и вечности, С жарким огнем в очах И с вызовом бесконечности - Я - адмирал Колчак.
Живая еще надежда. Сибирская ночь светла, Я встану, как было прежде, Со мною лишь сон и мгла.
Я снега пройду тише - Забытый немой каприз - Парадные крики слышу, Вдыхаю соленый бриз.
Вдыхаю отсутствием легких. Небесная даль в свечах... Я встал из глубин далеких, Я - адмирал Колчак.
...Забыл, не живу, сплю ли? Сражались мы на мечах, Но я...был убит пулей, Я - адмирал Колчак?!
Не может быть, нет, не может!! В бреду... Птицы все молчат... Неужто я тень? Боже - Ведь я адмирал Колчак.
Бегут надо мною годы В объятиях мокрых лап. И не разомкнуться воды, Я пленник и я их раб.
Земля и вода помнят, С планеты людей был смыт, Хочу, чтобы был понят, Но только чтоб - не забыт.
Я - призрак, без сна и боли, Воспетый в чужих речах. Мою не сломили волю - Я - адмирал Колчак.
Автор неизвестен Памяти русского Холокоста
Опять зазывают «мессии» К поблекшим шелкам кумача Уже позабыла Россия Лукавый прищур Ильича?
Уже позабыла родная Всполохи пожаров станиц Как пела шрапнель убегая На отблески дальних зарниц?
И эхо восставших из ада Вдыхало чеканку подков И брат выходил против брата Под дула латышских стрелков
В последнем соленом прикуре Спекалась на солнце душа А стая картавых тужурок Пьянела, отравой дыша
Размах революций неистов На шеях фонарных столбов Расстрельные списки чекистов Плясали под посвист ветров
Гуляла коса на распутье Сверяясь с часами Москвы Бросая пригоршнями судьбы Под глину в дорожные рвы
Срывались кресты и погоны Под ливень свинцовых дождей И наземь летели иконы На радость картавых вождей
Подвал в револьверных распевах И хрип прерывают штыки По лужам от крови царевен Скользили в ночи сапоги
Ликует до дрожи в коленках Веселый чекист-комиссар А надпись в подвале на стенке- На идиш: «Убит Валтазар»
Какая короткая память Кому интересно теперь Отчаянный голод Кубани И трупы поволжских детей
На драму натянуты шторы И кости истлели в земле Лишь цепи огней Беломора Лениво мерцают во мгле…
|
|
Белизна—угроза черноте… (М. Цветаева) |
