|
Поэзия Белого Движения |
|
ЕЛЕНА СЕМЁНОВА
ПОД ПЯТОЮ ИУДЫ...
Господин есаул
Господин есаул, не хлещите коня! Вы в Россию свою навсегда опоздали. Пробираяся к ней средь сплошного огня Той бездарной войны, путь назад потеряли. Сохранили вы верность свою до конца Государю и Богу, отчизне, присяге.
Только брошена Русь под сапог подлеца, И сожжён белый храм, и поруганы стяги!
Господин есаул! Вы вели эскадрон, И сияли в лучах золотые погоны. Русь швырнута так зло кем-то страшным на кон, И тревожно гудят волны тихого Дона. Мальчик-юнкер сражён острой шашкой лежит. Как он шёл в этот бой и кричал, словно пьяный… И не знал капитан, что сегодня сменит Свой Георгьевский крест, он на крест деревянный.
Господин есаул! Так куда ж нам спешить? Здесь ли смерть принимать, иль идти на чужбину? Наши раны, увы, ей ведь не исцелить… Завертела сердца новой смуты пучина. Тихо шепчем слова мы знакомых молитв, Осеняем себя светлым крёстным знаменьем. Господин есаул, пусть же Бог вас хранит На чужбине и здесь, и в последнем сраженье.
Господин есаул! Не пускайтесь в галоп. Вы коня своего пощадите немного. Всё закончено уж. Позади Перекоп. И закрыта навек вам в Россию дорога. Затихает боёв несмолкающий гул, Перед вами не Дон ваш, а Чёрное море. Мы взошли на корабль, господин есаул, Унося в чуждый край наше русское горе.
Прощание с Севастополем.
Бьются волны о брег Севастопля, На чужбину плывут корабли. Душ скорбящих доносятся вопли Из туманной, неясной дали… Город славы Руси провожает Вдаль последних героев своих, Флаг Андреевский медленно тает, Город пуст, и покинут, и тих…
Здесь последний приют был России, И последний России рубеж. Но, увы, не хватило нам силы, И пробита в цепи нашей брешь… Здесь последний осколок державы Замер перед грядущим концом. Ах, прощай, наша гордая слава! Обряжайся терновым венцом!
С нами Бог был среди того ада, И наш крест не сложили мы с плеч. Нам святую России лампаду Суждено на чужбине сберечь! Осветит золотые погоны Свет заката прощальным лучом. Покидают свой Крым эскадроны, Но не с врытым во землю мечом!
Словно призрак ушедшей России, Доживает последний свой час Севастополь, собравший все силы, Чтоб в последний врага встретить раз! Слышен конницы топот уж близкий, Полыхнуло вдали кумачом… Веет чем-то тяжёлым и низким, И взмахнул уже кто-то бичом…
Град былого России величья Будет вскорости кровью залит. Предвкушая большую добычу Вороньё в небесах голосит. Словно крымские орды вернуться, В большевистском обличье теперь… И священные узы порвутся, И победу отпразднует Зверь!
Белые
Были молитвы чисты, Верные души и смелые, А на плечах – кресты. Это – белые.
Встали в последнем каре, Напоследях ощетинились. Солнце, постой, согрей! В тучах скрылося…
Ворог – со всех сторон – Толпы грядут несметные. Против – лишь эскадрон - С беззаветною
Верой. Давно коней Нет уж, и люди спешились… Не отводя очей: Что замешкались?!
Встретили смерть свою, Гордые, не онемелые Души – лицом, в бою. Это – белые!
Крымский этюд
Осенним вечером сырым Мы будем греться у камина. Ноябрь… Молчит печальный Крым, Всеми покинутый, пустынный…
И пальцы веером скользнут По белым клавишам рояля. И очи серые взгрустнут Украдкою из-под вуали.
Пылает, ярок и остёр, Взор этот, как клинок дамасский, И прекращает всякий спор, И просит теплоты и ласки…
Печальный дождь в окно стучит, За валом вал гремит снаружи. И чайка горестно кричит, Над морем одиноко кружит.
И тень в дали плывёт морской, Как призрак русского ковчега. С кормы его глядят с тоской Герои из иного века.
Те люди, коих больше нет, Давно исчезнувшие лица, Чей подвиг - горький нам завет, Наказ из праха возродится!
Качает на волнах ковчег, Белеет путь на небе млечный – Наш странный путь, - и длится бег, Безумный, непрерывный, вечный!
Оставленных коней табун Ещё как будто бродит где-то… Русь, кто же ты?! Медведь-шатун, Иль птица-тройка? Нет ответа…
Здесь нет унылее поры. И у киота плачут свечи, А с ними музыка - навзрыд, И дрогнут зябнущие плечи…
Набросит дымчатую шаль И снова поглядит украдкой. А только всё чего-то жаль, Всё непонятно, всё в загадку…
И станут губы вновь шептать, Сплетаться воедино руки, А волны - грозно громыхать, А ветер – шарить по округе.
Всё это лишь ночной мираж, Сон наяву не ставший явью. Ковчег вдали исчезнет наш, Осиротелый Крым оставив…
***
Улыбки свет запечатленный И низкий голоса минор, И взор чему-то удивленный, И нескончаемый наш спор…
Где ж мне искать теперь вас, где же? Весь мир я вдоль и поперёк Переброжу… И вас, мой нежный, Найду, приду на ваш порог.
Всё перепуталось, смешалось, Хохочет мне судьба в лицо. Ваш голос… Нет, лишь ветра шалость. Всё меркнет, как перед концом.
За валом вал бил, убелённый Шапкою пены, о причал. Огонь в груди неутоленный, Неистребимая печаль…
Эпоха нас кромсает, режет, Калечит, не давая встать. А мы всё ждём, что свет забрезжит, Боясь длань павшему подать.
Ещё в нас оживает жалость, И, вот, глаза блестят от слёз. Вы помните, я к вам прижалась, Придя на наш последний плёс?
В Константинополе, в Париже Я отыщу вас всё равно. Наш стяг поруган и унижен, И пьём мы горькое вино…
Но живы мы вопреки смыслу, А, значит, верить надо вновь! Пускай над нами мгла нависла, Не истребляется любовь.
Она одна не угасает, Последний светоч на пути, И от безумия спасает, Веля искать, веля идти..!
***
Мы вернёмся в Россию, несмотря ни на что. Её дух уносили мы на чуждый постой. Не печалься, мой друг, я вернусь через год, Не боясь хладных вьюг, через снег, через лёд… Нам, зажегшим лампаду в чужеродном краю, Возвратить её надо вновь на землю свою. Милый друг, жди и знай: я обратно вернусь! Только не упрекай, если вдруг задержусь. Пусть свирепствуют бури, предначертано нам Мимо бесов и фурий возвратиться в свой храм. Не печалься и жди! Коль, стучась в твою дверь, По мне всхлипнут дожди, им тогда не поверь! Когда нас поименно назовут всех ветра, Мы поймём непременно – возвращаться пора! Твоё имя крича, чайкой я прилечу. В дом, где тлеет очаг, утром я постучу… Мы, собравши котомки, побрёдём в отчий дом, Завещая потомкам всё, что свято нам в нём. Я вернусь и скажу всё, что должно сказать, И тебя попрошу мне прощения дать. Мы вернёмся в Россию, мы туда добрёдём, Где бы нас не носило, всё равно мы дойдём…
Эмигрантская
«Да святится имя твоё, убиенная Русь!» Тэффи
Я тебя не видела сто лет, Я забыла вкус родного хлеба. Я забыла… Только лишь рассвет Над Окою да сиянье неба Русского всё помню до сих пор. Жив ли ты? А я жива доселе. На чужой земле тоскует взор, И не сходит на сердце веселье.
О, как чёрств и горек хлеб изгнанья! Хоть и здесь Россия проросла Храмами, кладбищами, страданьем, Коему не может быть числа. Из руин разбитых наших судеб Слава вырастает стран иных. Неужели Русь нас позабудет И запишет в списки «не своих»?
Распрямиться б! Да не хватит силы. На луну завыть бы от тоски! Знать, навеки душу просквозили Хладные изгнанья сквозняки. И, сама почти уж неживая, Я пройду между надгробных плит, Имена сплошь русские читая. Здесь Россия прежняя лежит.
Скоро-скоро скорбен и запущен Дополненьем грусти этих мест Встанет мой, забытый всеми, крест, Обвитой одним лишь горьким плющем… А пред тем хочу распорядиться: Нищим дайте все мои гроши. А, когда Россия возродится, Вы сто граммов на помин души,
Грешной, но всегда желавшей света, Выпейте же, помня, что жила Я надеждой на мгновенье это, Что всю жизнь я русскою была! Помолитесь да прославьте Бога! Я ведь помню Родины рассвет, Позабыв скрип отчего порога И тебя не видевши сто лет…
Николаю Мрыхину
От Сены и до Ангары, От Одера до Енисея Ветрами роковой поры Вольнолюбивый род развеян…
Есть в мире реки хороши, Но не сравнятся всё же с Доном! Ещё припомнит старожил Всю горечь страшного полона,
Когда с наганом в кобуре Палач являлся востроносый В пенсне да чёрной кожуре, Рекущий приговор с прононсом…
Одним лишь краткое: в расход! (Без промедленья, сколь возможно). Другим – надрывный скрип подвод, Да дальний путь, да хлад таёжный…
И не сказать – не передать! А ночью вспомнится бессонной, Как горестно рыдала мать, Да лик разрубленной иконы.
И на чужбине жив казак! И сердце вольное пылает, И, как бы ни сгущался мрак, Но вера в нём не угасает.
Живёт казак! И пусть едва Родимый край в мечтаньях брезжит, Все огорченья – трын-трава, Не окольцуют сердца мрежи,
Кои закинул браконьер. Казачья песня будет литься, И среди северных химер Воскреснет милая станица.
А ночью вновь приснится сон. И навернутся, верно, слёзы. Там мать, там баз родной и Дон – Какая сладостная грёза!
Но время светлое придёт, Побеги сквозь бетон пробьются, И ясный луч растопит лёд, И казаки на Дон вернутся!
Русь оглашённая
Как стаи птиц вдруг всполошённых, Они взвились под облака. Хор душ надломленных, ожжённых Теперь звучит, спустя века.
Пред этой песней лебединой, Пред этой гордой высотой, В порыве смолкнем все едином, Чтобы понять их глас больной!
И вместо птиц, красивых, гордых, Спустится с криком вороньё, Со всех сторон сойдутся орды, С небес дождь огненный прольёт…
И на развалинах святыней Вертепы будут торговать, Из тела душу дьявол вынет, Как куклой, станет ей играть.
Потомок древнего хазара Прищурил, словно ворон, глаз И, теребя вихр, прочил с жаром Победу одуревших масс.
Поход за океан Индийский С трибун высоких посулил. Но прежде во крови российской Он сапоги свои омыл!
И эхом мрачного витийства Гром грохотал с небесных круч, Провозглашая культ убийства Под пологом холодных туч…
О, оглашённая Россия! Как горек лебединый плач. Последний вздох, почти бессильный, И на курок нажал палач.
И перья белые залиты Багряной кровью… Русь, кричи! Твои певцы лежат убиты, И торжествуют палачи!
Грустнее песни лебединой Нет ничего на всей земле. Она звучит, гимн тех безвинных, Исчезнувших давно во мгле!
И нашим душам обожжённым Пора принять, понять её. Иначе быть нам оглашённым Впредь за беспамятство своё!
Бессрочники Вот, он, тот скрежет зубовный…
***
Не в первый раз, мечтая о свободе, Мы строим новую тюрьму. М. Волошин
Грады возводили средь пустынь - Из костей заложенный фундамент… Зажимали беспощадно рты, Ужасом сведённые… Орнамент Создавали мастерской рукой: Пели гимны братству и свободе… Я страны не ведаю иной, На стомиллионном где б народе Ставили такой эксперимент! Лучше и не сыщешь полигона… Завезли заразу нам вагоном, Дав на разрушение патент…
Смотрит галерея каторжан… Правят полигоном на лад новый! И подсудной сделалась душа, И гремят чугунные засовы Всюду: не укрыться, не спастись. Проверяли: «повезёт, иль сдохнет». С верой, всяк, вошедший в круг, простись! Но не всякий дух и здесь оглохнет К гласу Божью – Совести своей. Хлебом на крови не причастятся, Дьяволу не станут обручаться И уйдут святыми страшных дней…
А палач сжирает палача… Лишь переменяются драконы, Лишь иначе лозунги кричат, Только остаются вне закона… Зёрна исчезают средь плевел, Грады обращаются в пустыни. Главный кат давно забронзовел, Щурится с ухмылкой на святыни, Созерцая, как ведут ко дну Верные последыши по духу Всем им ненавистную страну, Сеют запустенье и разруху…
Только где-то теплится ещё Ветром негасимая лучина! И явится юноша с пращой, И сразит дракона-исполина…
1/2 |
|
Белизна—угроза черноте… (М. Цветаева) |
