|
Поэзия Белого Движения |
|
ПОЭЗИЯ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ДВАДЦАТОЕ ИЮЛЯ 1914 ГОДА Народ на площади Дворцовой Толпился, глядя на балкон, Блестело золото икон, И, как предвестник славы новой, Взвивая флаги над толпой, Отрадно ветер дул морской... «Ура» неслось... Росло волненье, Гимн повторялся без конца. И к окнам Зимнего Дворца Взлетело громкое моленье, Как рой незримых голубей: «Спаси, Господь, Твоих людей...» Святые чувства дней минувших, Под гнетом времени заснувших — Восторг, надежду и любовь Опасность воскресила вновь. И восставая перед нами, Сияли светлыми лучами Картины невозвратных дней, Что кистью мощною своей Былые мастера писали — Картины славы и побед, Где так ясны златые дали И где людей грустящих нет... Какой толпа дышала силой В тот незабвенный, чудный миг! Как сладок был народа крик, Что не страшится он могилы, Что он на все, на все готов — Пусть даже смерть закроет веки, Но не познает Русь вовеки Жестоких вражеских оков. У всех цвело в душе сознанье, Что мы еще сильней, чем встарь... Но воцарилось вдруг молчанье: К народу вышел Государь. И пред своим Вождем Державным Толпа одним движеньем плавным В одном стремленье пала ниц... И миг сей, созданный толпою, О, Русь, останется одною Из исторических страниц... Царь говорил — и это Слово Всегда звучать нам будет снова В минуты скорби и тоски, А тот, кто слышал эти речи, Не сгорбит побежденно плечи До гробовой своей доски... «Мир заключен не будет Мною, Покоя Я врагу не дам, Пока он вновь не будет там, За пограничною чертою...» И залы Зимнего Дворца «Ура» как громом огласились, Дрожали стекла, и сердца Восторгом трепетным забились! Сияя чудной красотой, Вся в белом, плакала Царица; Она на подвиг шла святой Быть милосердною сестрицей. И клики снова поднялись, Взлетая неудержно ввысь. Толпа, как море, бушевала, Безумной храбростью горя, И с умиленьем повторяла Слова Российского Царя... Дворец же старый, перед нею, Безмолвный — волею судьбы, Душой угрюмою своею Воспринимал ее мольбы. И, нитью связан с ней незримой, Сливался каменный дворец С отвагой непоколебимой Геройских пламенных сердец… Январь 1916 г.
Кн. Владимир Палей
Новорожденному С. Л.
Вот голос томительно звонок — Зовет меня голос войны, — Но я рад, что еще ребенок Глотнул воздушной волны.
Он будет ходить по дорогам И будет читать стихи, И он искупит пред Богом Многие наши грехи.
Когда от народов — титанов, Сразившихся, — дрогнула твердь, И в грохоте барабанов, И в трубном рычании — смерть, —
Лишь он сохраняет семя Грядущей мирной весны, Ему обещает время Осуществленные сны.
Он будет любимец Бога, Он поймет свое торжество, Он должен! Мы бились много И страдали мы за него.
Николай Гумилёв
Июль 1914 I Пахнет гарью. Четыре недели Торф сухой по болотам горит. Даже птицы сегодня не пели, И осина уже не дрожит.
Стало солнце немилостью Божьей, Дождик с Пасхи полей не кропил. Приходил одноногий прохожий И один на дворе говорил:
"Сроки страшные близятся. Скоро Станет тесно от свежих могил. Ждите глада, и труса, и мора, И затменья небесных светил.
Только нашей земли не разделит На потеху себе супостат: Богородица белый расстелет Над скорбями великими плат". 1914
II Можжевельника запах сладкий От горящих лесов летит. Над ребятами стонут солдатки, Вдовий плач по деревне звенит.
Не напрасно молебны служились, О дожде тосковала земля: Красной влагой тепло окропились Затоптанные поля.
Низко, низко небо пустое, И голос молящего тих: "Ранят тело твое пресвятое, Мечут жребий о ризах твоих". 1914
Анна Ахматова
27 АВГУСТА 1914 ГОДА ^
Медная, лихая музыка играла, Свеян трубачами, женский плач умолк. С воинской платформы Брестского вокзала Провожают в Польшу Фанагорийский полк!
Офицеры стройны, ушки на макушке, Гренадеры ладны, точно юнкера... Классные вагоны, красные теплушки, Машущие руки, громкое ура.
Дрогнули вагоны, лязгают цепями, Ринулся на запад первый эшелон. Желтые погоны, суворовское знамя, В предвкушеньи славы каждое чело!
Улетели, скрылись. Точечкой мелькает, Исчезает, гаснет красный огонек... Ах, душа пустая, ах, тоска какая, Возвратишься ль снова, дорогой дружок!
Над Москвой печальной ночь легла сурово, Над Москвой усталой сон и тишина. Комкают подушки завтрашние вдовы, Голосом покорным говорят: «Война!»
Арсений Несмелов
Под знаком Льва
М. В. Сабашниковой
Томимый снами, я дремал, Не чуя близкой непогоды; Но грянул гром, и ветр упал, И свет померк, и вздулись воды.
И кто-то для моих шагов Провёл невидимые тропы По стогнам буйных городов Объятой пламенем Европы.
Уже в петлях скрипела дверь И в стены бил прибой с разбега, И я, как запоздалый зверь, Вошёл последним внутрь ковчега.
Максимилиан Волошин
*** Мы докатились до предела Голгофы тень побеждена: Безумье миром овладело — 0, как смеется сатана!
*** Спите, солдатики, спите, соколики. Вам здесь простор и покой Благословил вас Господь наш Всевидящий. Миротворящей рукой Русь защищая, ребята бывалые. Долго дрались вы с врагом Спите, родимые, спите, усталые, Под деревянным крестом.
Кн. Владимир Палей
1914 год
Казаков казачки проводили, Казаки простились с Тихим Доном. Разве мы - их дети - позабыли, Как гудел набат тревожным звоном? Казаки скакали, тесно стремя Прижимая к стремени соседа. Разве не казалась в это время Неизбежной близкая победа? О, незабываемое лето! Разве не тюрьмой была станица Для меня и бедных малолеток, Опоздавших вовремя родиться?
Николай Туроверов
Война М. М. Чичагову
Как собака на цепи тяжелой, Тявкает за лесом пулемет, И жужжат шрапнели, словно пчелы, Собирая ярко-красный мед.
А «ура» вдали — как будто пенье Трудный день окончивших жнецов. Скажешь: это — мирное селенье В самый благостный из вечеров.
И воистину светло и свято Дело величавое войны, Серафимы, ясны и крылаты, За плечами воинов видны.
Тружеников, медленно идущих На полях, омоченных в крови, Подвиг сеющих и славу жнущих, Ныне, Господи, благослови.
Как у тех, что гнутся над сохою, Как у тех, что молят и скорбят, Их сердца горят перед Тобою, Восковыми свечками горят.
Но тому, о Господи, и силы И победы царский час даруй, Кто поверженному скажет: «Милый, Вот, прими мой братский поцелуй!»
Николай Гумилёв
СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ ^
Шла на позицию рота солдат, Аэропланы над нею парят. Бомбу один из них метко кидал И в середину отряда попал.
Недалеко же ты, рота, ушла — Вся до единого тут полегла! Полголовы потерял капитан, Мертв барабанщик, но цел барабан.
Встал капитан — окровавленный встал! — И барабанщику встать приказал. Поднял командою, точно в бою, Мертвый он мертвую роту свою!
И через поля кровавую топь Под барабана зловещую дробь Тронулась рота в неведомый край, Где обещают священники рай.
Строго, примерно равненье рядов... Тот без руки, а другой — безголов, А для безногих и многих иных Ружья скрестили товарищи их.
Долго до рая, пожалуй, идти — Нет на двухверстке такого пути; Впрочем, без карты известен маршрут, — Тысячи воинов к раю бредут!
Скачут верхами, на танках гремят, Аэропланы туда же летят, И салютует мертвец мертвецу, Лихо эфес поднимая к лицу.
Вот и чертоги, что строились встарь, Вот у ворот и согбенный ключарь. Старцы-подвижники, посторонись, — Сабли берут офицеры подвысь.
И рапортует запекшимся ртом: «Умерли честно в труде боевом!»
Арсений Несмелов
Над полями Альзаса
Ангел непогоды пролил огнь и гром, Напоив народы яростным вином.
Средь земных безлюдий тишина гудит Грохотом орудий, топотом копыт.
Преклоняя ухо в глубь души, внемли, Как вскипает глухо желчь и кровь земли.
Максимилиан Волошин
РАЗЪЕЗД Разъезд по просеке крадется... Тишина... Лишь под копытами хрустят сухие ветки... Душа пленительной тревогою полна — О, радость жуткая начавшейся разведки... Теперь как будто все в порядке у меня: Сейчас дозорные прискачут с донесеньем, Наган заряжен мой, и на конце ремня Двухверстка серая гордится наступленьем... Вот выстрел вдалеке... Все смолкло...И опять Идем по просеке мы осторожным шагом, А ночь готовится и даль, и лес обнять, И сосны стройные синеют за оврагом... Действующая Армия Сентябрь 1915 г.
Кн. Владимир Палей
Смерть Есть так много жизней достойных, Но одна лишь достойна смерть, Лишь под пулями в рвах спокойных Веришь в знамя Господне, твердь.
И за это знаешь так ясно, Что в единственный, строгий час, В час, когда, словно облак красный, Милый день уплывет из глаз,
Свод небесный будет раздвинут Пред душою, и душу ту Белоснежные кони ринут В ослепительную высоту.
Там Начальник в ярком доспехе, В грозном шлеме звездных лучей, И к старинной, бранной потехе Огнекрылых зов трубачей.
Но и здесь на земле не хуже Та же смерть — ясна и проста: Здесь товарищ над павшим тужит И целует его в уста.
Здесь священник в рясе дырявой Умиленно поет псалом, Здесь играют марш величавый Над едва заметным холмом.
Николай Гумилёв
Утешение Там Михаил Архистратиг Его зачислил в рать свою. Н. Гумилев Вестей от него не получишь больше, Не услышишь ты про него. В объятой пожарами, скорбной Польше Не найдешь могилы его.
Пусть дух твой станет тих и покоен, Уже не будет потерь: Он Божьего воинства новый воин, О нем не грусти теперь.
И плакать грешно, и грешно томиться В милом, родном дому. Подумай, ты можешь теперь молиться Заступнику своему. 1914
Анна Ахматова
СУВОРОВСКОЕ ЗНАМЯ
Отступать! - и замолчали пушки, Барабанщик-пулемет умолк. За черту пылавшей деревушки Отошел Фанагорийский полк. В это утро перебило лучших Офицеров. Командир сражен. И совсем молоденький поручик Наш, четвертый, принял батальон. А при батальоне было знамя, И молил поручик в грозный час, Чтобы Небо сжалилось над нами, Чтобы Бог святыню нашу спас. Но уж слева дрогнули и справа, - Враг наваливался, как медведь, И защите знамени - со славой Оставалось только умереть. И тогда, - клянусь, немало взоров Тот навек запечатлело миг, - Сам генералиссимус Суворов У святого знамени возник. Был он худ, был с пудреной косицей, Со звездою был его мундир. Крикнул он: "За мной, фанагорийцы! С Богом, батальонный командир!" И обжег приказ его, как лава, Все сердца: святая тень зовет! Мчались слева, набегали справа, Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед! Ярости удара штыкового Враг не снес; мы ураганно шли, Только командира молодого Мертвым мы в деревню принесли... И у гроба - это вспомнит каждый Летописец жизни фронтовой, - Сам Суворов плакал: ночью дважды Часовые видели его.
Арсений Несмелов
В эти дни великих шумов ратных...
И. Эренбургу
В эти дни великих шумов ратных И побед, пылающих вдали, Я пленён в пространствах безвозвратных Оголтелой, стынущей земли.
В эти дни не спазмой трудных родов Схвачен дух: внутри разодран он Яростью сгрудившихся народов, Ужасом разъявшихся времён.
В эти дни нет ни врага, ни брата: Все во мне, и я во всех; одной И одна — тоскою плоть объята И горит сама к себе враждой.
В эти дни безвольно мысль томится, А молитва стелется, как дым. В эти дни душа больна одним Искушением — развоплотиться.
Максимилиан Волошин |
|
Белизна—угроза черноте… (М. Цветаева) |