|
Поэзия Белого Движения |
|
Константин Бальмонт
Северный венец
Только мы, северяне, сполна постигаем природу В полнозвучье всех красок, и звуков, и разностей сил, И когда приближаемся к нашему Новому году, Нам в морозную ночь загораются сонмы кадил. Только мы усмотрели, что все совершается в мире Совершенством разбега в раздельности линий креста, Лишь у нас перемены — в своем нерушимом — четыре, Всеобъемная ширь, четырех тайнодейств полнота. Не дождит нам зима, как у тех, что и осень и лето Не сумеют сполна отличить от зимы и весны. Наша белая быль в драгоценные камни одета, Наши святки — душа, наша тишь — неземной глубины. О, священная смерть в безупречном — чистейшей одежды, Ты являешь нам лик беспредельно-суровой зимы, Научая нас знать, что, когда замыкаются вежды, Воскресение ждет, — что пасхальны и вербы и мы. Только Север узнал, как в душе полнозначна примета, И предпервую весть приближенья весенних огней Нам чирикнет снегирь, — красногрудый, поманит он лето, Мы расслышим весну — в измененных полозьях саней. Переведались дни — через оттепель — с новым морозом, Зачернелась земля, глухариный окончился ток, И проломленный наст — это мост к подступающим грозам, В полюбивших сердцах разливается алый восток. Развернись, разбежись, расшумись, полноводная сила, Воля Волги, Оки и пропетого югом Днепра, Сколько звезд — столько птиц, и бескрайно колдует бродило. По лугам, по лесам, по степям — огневая игра. Насладись, ощутив, как сверкают зарницы в рассудке, Захмелевшая кровь провещает свой сказ наизусть, И вздохни близ купав, и довей тишину к незабудке, И с кукушкой расслышь, как в блаженство вливается грусть. Досказалась весна. Распалилась иная истома. Огнердеющий мак. Тайновеющий лес в забытьи. Полноцветное празднество молнии, таинство грома, Вся Россия — в раскатах телеги пророка Ильи. Вся небесная высь — в полосе огневеющей гривы, В перебросе копыт, в перескоке и ржанье коня. И серебряный дождь напоил золотистые нивы, В каждой травке — припев: «И меня, напои и меня!» Что красивее колоса ржи в полноте многозерни? Что желанней душе, чем тяжелая важность снопа? Что прекрасней, чем труд? Или песня — его достоверней? Лишь работой, припавши к земле, наша мысль не слепа. И опять оттолкнись от тебя обласкавшего праха, Посмотри, как Простор углубился вблизи и вдали, Закурчавился ветер, летит, налетает с размаха, Улетают — с душой — далеко — за моря — журавли. Разбросалась брусника. Развесились гроздья рябины. Многозаревный вечер последнее пламя дожег. Столько звезд в высоте, что, наверно, там в небе — смотрины. Новый выглянул серп. Завтра — первый перистый снежок.
Отсюда вижу
Нас в дни старинные теснили Печенеги И дикоглазая зверинозлая Чудь. Но Печенегов нет. Но Русь всегда во взбеге. А Чудь есть и во мне и здесь поёт чуть-чуть. Нас в дни превратные и Половцы исправно Сражали, и не раз. А ныне где они? Но в "Слове о полку" напевна Ярославна, ИЗ "Слова" брызжут нам поющие огни. К нам в дни судьбинные грозой пришли Тататры, Неволю знали мы, трёхвековую ночь. В крови Татарской есть - коня и степи чары, Она влила в мой стих цветную узорочь. Мы в дни Перунные, померившись с Литвою, Платили дань Литве. Всему свой день и час. В себя прияв приток, ширь Волги я удвою, И мой костёр горит, мой пламень не погас. Германец, Швед, ни Галл, ни Турок не препона Для предназначенных - залить земной простор Напевом, звучностью серебрянного звона, Душой, что ширь степей скрепляет гранью гор. Нам Время Смутное опять Судьба послала. Оно износится. Личинам есть черёд. отсюда вижу я, как утро будет ало, Когда в России Русь по-Русски запоёт.
Златовоздух
Вселюбящей душою ввергаюсь я в смущенье: - Я не постух народов и я не пастырь стад. Лишь одного хочу я - всемирного цветенья, Люблю я только пенье, весну и мир как сад. Сосна влюбилась в Солнце, а ель желает тени, Среди корней деревьев - захват, мятеж, метель. Мне любы все растенья, расцветы всех цветений, Но как же певчей птицы мирить сосну и ель? Я с Солнцем и с Луною - в цветке и в птичьем кличе, Весной раскрыт весь воздух превыше облаков. Превыше войн и распрей, превыше всех различий, У каждого есть сердце и в каждом сердце зов. Я знаю, - в том, что молвил, есть высшие соблазны, И в каждом нежном слове есть тонкость лезвия. Но дайте звонкой песне, - вы все, что сердцем разны, - Восславить Перемирье - хоть в миги бытия!
Грядущая Россия
Я чую в близких далях грядущую Россию, Исчерпав наважденье, предельный гнет беды. Всю слепоту, весь ужас, всё подчиненье Змию, Она блеснёт в сияньи Пастушеской Звезды. В ней будут полновластны лишь творчество и воля. Исшедшая из бездны, воскресшая душа, Идя с серпом к колосьям вновь радостного поля, Поёт, что жизнь с любовью - лишь с нею - хороша. Все страны, где теснила зловражьей чарой уза, Литва, Суоми, много тех стран - великий круг, С Россией будут слиты лишь верностью союза Той светловальной дружбы, где с другом равен друг. Войдите в лес весною, вы все, что это слово Усмотрите чрезмерным: Все птицы там поют, Своя у каждой песня, - умолкнут, - вспевы снова, Во всплеске крыл и в песне - лишь тут душе уют. Одним красивой будет Великая Держава, Явленьем благоволья, как лика своего, Быть вольным и счастливым - у всех от Бога право, Всепочитанье мира - лишь в этом торжество. Грядущая Россия, когда низвергнет злое, Что в заревах зловещих есть царство Сатаны, Вселюбием скрепится на каменном устое, "Воистину Воскресе!" - раздастся с вышины. Я верю. Помоги лишь, Воскресший, маловерью. Свет не объялся с тьмою и светит в дымах тьмы. Ещё душой стою я пред закрытой дверью, Но слышу в катакомбах победные псалмы.
|
|
Белизна—угроза черноте… (М. Цветаева) |