|
Поэзия Белого Движения |
|
Георгий Адамович
Летом
Опять брожу. Поля и травы, Пустой и обгорелый лес, Потоки раскаленной лавы Текут с чернеющих небес.
Я ненавижу тьму глухую Томительных июльских дней, О дальней родине своей, Как пленник связанный, тоскуя.
Пусть камни старой мостовой Занесены горячей пылью, И солнце огненные крылья Высоко держит над Невой,
Но северная ночь заплачет, Весь город окружит кольцом, И Всадник со скалы поскачет За сумасшедшим беглецом...
Тогда на миг, у вечной цели, Так близко зеленеет дно, И песни сонные в окно Несут ленивые свирели.
* * * Опять, опять, лишь реки дождевые Польются по широкому стеклу, Я под дождем бредущую Россию Все тише и тревожнее люблю.
Как мало нас, что пятна эти знают, Чахоточные, на твоей щеке, Что гордым посохом не называют Костыль в уже слабеющей руке.
*** Невыносимы становятся сумерки, Невыносимые вечера... Где вы, мои опоздавшие спутники? Где вы, друзья? Отзовитесь. Пора. Без колебаний, навстречу опасности, – Без колебаний и забытья, – Под угасающим факелом «ясности», Будто на праздник пойдём, друзья! Под угасающим факелом «нежности», – Только бы раньше не онеметь, – С полным сознанием безнадежности, С полной готовностью умереть. 1939
* * *
Граф фон-дер Пален! — Руки на плечах. Глаза в глаза. Рот иссиня-бескровный. Как самому себе! Да сгинет страх! Граф фон-дер Пален! Верю безусловно.
Все можно искупить: ложь, воровство, Детоубийство и кровосмешенье, Но ничего на свете, ничего На свете нет для искупленья
Измены.
* * *
Навеки блаженство нам Бог обещает! Навек, я с тобою! — несется в ответ. Но гибнет надежда. И страсть умирает. Ни Бога, ни счастья, ни вечности нет.
А есть облака на высоком просторе, Пустынные скалы, сияющий лед, И то без названья… ни скука, ни горе… Что с нами до самого гроба дойдет.
* * *
Был вечер на пятой неделе Поста. Было больно в груди. Все жилы тянулись, болели, Предчувствуя жизнь впереди.
Был зов золотых колоколен, Был в воздухе звон, а с Невы Был ветер весенен и волен, И шляпу срывал с головы.
И вот, на глухом перекрёстке Был незабываемый взгляд, Короткий, как молния жёсткий, Сухой, будто кольта разряд,
Огромный, как небо, и синий, Как небо… Вот, кажется, всё. Ни красок, ни зданий, ни линий, Но мёртвое сердце моё.
Мне было шестнадцать, едва ли Семнадцать… Вот, кажется, всё. Ни оторопи, ни печали, Но мёртвое сердце моё.
Есть память, есть доля скитальцев, Есть книги, стихи, суета, А жизнь… жизнь прошла между пальцев На пятой неделе поста.
* * * Вот жизнь, — пелена снеговая, И ночи, и здесь тишина, — Спустилась, лежит и не тает, Меня сторожит у окна.
Вот, будто засыпано снегом, Что кроет и кроет поля, Рязанское белое небо Висит над стенами кремля.
И тонко поют колокольни, И мерно читают псалмы О мире убогом и дольнем, О князе печали и тьмы.
Ах, это ли жизнь молодая! Скорей бы лошадку стегнуть, Из тихого, снежного края В далекий отправиться путь.
Стучат над мостами вагоны, Стучит и поет паровоз... Так больно и грустно влюбленных, Тяжелый, ты часто ли вез?
Есть стрелы, которыми ранен Смертельно и радостно я, Есть город, уснувший в тумане, Где жизнь оборвалась моя.
Над серой и шумной рекою Мы встретимся, — я улыбнусь, Вздохну, — и к снегам, и к покою В пречистую пустынь вернусь.
* * * За миллионы долгих лет Нам не утешиться... И наш корабль, быть может, Плывя меж ледяных планет, Причалит к берегу, где трудный век был прожит.
Нам зов послышится с кормы: "Здесь ад был некогда, — он вам казался раем". И силясь улыбнуться, мы Мечеть лазурную и Летний сад узнаем.
Помедли же! О, как дышать Легко у взморья нам и у поникшей суши! Но дрогнет парус,— и опять Поднимутся хранить воспоминанья души. 1918
По Марсову полю
Сияла ночь. Не будем вспоминать Звезды, любви, — всего, что прежде было. Пылали дымные костры, и гладь Пустого поля искрилась и стыла.
Сияла ночь. Налево над рекой Остановился мост ракетой белой. О чем нам говорить? Пойдем со мной, По рюмке коньяку, да и за дело.
Сияла ночь. А может быть, и день, И, может быть, февраль был лучше мая, И заметенная, в снегу, сирень, Быть может, шелестела, расцветая,
Но было холодно. И лик луны Насмешливо глядел и хмурил брови. "Я вас любил... И как я ждал весны, И роз, и утешений, и любви!"
Ночь холодней и тише при луне, "Я вас любил. Любовь еще, быть может..." — Несчастный друг! Поверьте мне, Вам только пистолет поможет. 1918
* * * Заходит наше солнце... Где века Летящие, где голоса и дали? Где декорации? Уж полиняли Земные пастбища и облака.
И я меняюсь. Падает рука Беспомощно, спокойны мысли стали, Гляжу на эту жизнь, — и нет печали, И чужд мне даже этот звук: тоска.
Но все ж я не подвластен разрушенью. Порою мир одет прозрачной тенью, И по ночам мне страшно иногда,
И иногда мне снится голубое И плещущее море, и стада У берегов моей родимой Трои. 1919
|
|
Белизна—угроза черноте… (М. Цветаева) |
