|
Поэзия Белого Движения |
|
Кирилл Ривель
1/2
* * * Я душу сжёг в заснеженных степях, В ревущих жерлах орудийных глоток. Закат запекся кровью на штыках, Когда я в рост шагал на пулемёты. Я шёл в шеренгах именных полков И офицерских сводных батальонов. Но золото московских куполов Не заиграло в золотых погонах. Над Сивашом раскаты батарей, Трубач "отход" трубил усталым ротам. Увы! "Последний довод королей" Не в нашу пользу высказан народом. Вставала борта серая стена, Толпа роняла в воду чемоданы. Ах, господа, чужая сторона Не возродит разрушенные храмы. Я сердце сжёг и прах его пропил От Петрограда до Владивостока, Где меж крестов заброшенных могил Потерян крест последнего пророка. И вспыхнул мозг, и погрузился в тьму, И все грехи мне пуля отпустила. Я был расстрелян в декабре в Крыму В десятках тысяч сдавшихся на милость. 1988
* * * В подпитии я вышел из кружала... Извозчик! Чай заждался седока! Вези меня, лиха беда начало - До следующего, братец, кабака! Крадется ночь под лай собак бездомных, Я пьян слегка - еще душа горит... Между домов с глазами окон тёмных Неверный свет роняют фонари... Прибавь аллюр, поехали к "Максиму"! Держи два франка сверху, силь ву пле! Мы будем пить сегодня за Россию, Хоть нет для нас России на земле! Ты не смотри, что я в пиджачной паре - Я офицер гвардейского полка! Сегодня День рожденья Государя... Я пьян, а ты не знаешь языка! Друзья, поди, заждались в ресторане! Парле ву рюс? Гони, мон шер, скорей! А Государя, братец расстреляли... Ведь и у вас казнили королей! Сегодня я - ни слова по-французски - Наговорился всласть за столько лет! Сейчас мы выпьем водочки по-русски! ... Хотя у вас хорошей водки нет! ...Спасибо, братец, докатили быстро! Держи на чай, по-вашему, - вино! Я, знаешь, сам работаю таксистом, На Монпарнасе, у месье Арно... Вот, мез ами встречают у кружала! Вот Боря, князь, и в прошлом лейб-корнет... Адьё, француз! Мы не начнём сначала. Россия - есть! Но государя - нет! 7 октября 1989 г.
* * * Время, память, календарь, Светотень, фата-моргана... Водку бывший лейб-гусар, Пьёт в углу кафешантана... Дожигает жизнь свою В пятом округе Парижа... Я - не тот, о ком пою, Я еще - дотла не выжжен! Ветер, ночь, дороги нет, Ни раскаянья, ни боли... Переломленный хребет, Черный ворон в чистом поле... Кто - чужой, в чужом краю, Кто-то - бит в родимом доме... Я - не тот, о ком пою, Я ещё - на переломе! Свет с востока жжёт глаза, А на западе туманно... Стоит ли себя терзать И тоску лечить стаканом? Не дарован соловью Клюв вороний, хищно-цепкий... Я - не тот, о ком пою, Я ещё - не жру объедки! Лейб-гусар, твоя взяла! Поднимай стакан, дружище, За двуглавого орла! За родные пепелища! ... ...Да, в шантане пел не я - только память - кто отнимет? Никого из нас не минет Чаша горькая сия! 28 декабря 1989 г.
Памяти участников Ледяного похода
Мне от мыслей-видений не уснуть до утра: Снова цепи-мишени, громовое "ура". Умирали, как жили - кто во рву, кто в бою, Мы - за нашу Россию, а они - за свою. Шашки вон, эскадроны! И аллюр три креста! Жизнь - дешевле патрона... Кто патроны считал В те года моровые, в перехлёсте судеб? Когда мы - за Россию, а они - за совдеп! Мы родные гнездовья покидали с сумой, Погасив нашей кровью их "пожар мировой". Не считай чаевые и судьбу не кляни: Мы дрались за Россию, за коммуну - они. Нам покоиться рядом, жаль - в землице чужой, Под терновой наградой за поход Ледяной... Мы уходим, как жили. - Рысью, марш! Шашки вон! Только мы - за Россию, а они за кого? 1989
Памяти Л.Г.Корнилова
Бегу не от жизни, В былое уход - не Исход. В пожарах гражданской Сгорели столбы верстовые... Болярина Лавра И первый Кубанский поход Вином и молитвой, Увы, не помянет Россия. Припасть бы к истокам В промозглых кубанских степях, Где шли добровольцы, Кресты вдоль дорог оставляя... Спаситель простреленный Плыл над рядами папах, На путь этот крестный Устало глаза закрывая. Мне скажут: химера! Какой восемнадцатый год? Но снова эпоха Диктует забытую драму. И я помяну Всех, кого выводили в расход По прихоти левой ноги Победившего хама. И Бог отвернулся, И проклял державу мою, Где полною мерой Мы все, что хотели, вкусили. За белое воинство Полную чашу налью И всех помяну, От кого отвернулась Россия. Горька эта чаша, Как горек их жребий земной. Изолгана память. В чужих палестинах погосты... Но песня моя Продолжает Поход Ледяной, Хоть всё на круги возвратить Даже песне не просто. Но хочется верить: В былое уход - не Исход, Вновь память расставит Кресты, как столбы верстовые... Болярина Лавра И первый Кубанский поход Вином и молитвой, Быть может, помянет Россия! 1989-1991
* * * Не приземлен и не возвышен, Усталый всадник без коня… И на погосте под Парижем, Увы, нет места для меня. Равны пред Богом и судьбою От смутных лет до наших дней, Там спят российские изгои, Не потерявшие корней. В своём рождении неволен Москвич конца сороковых… Но если б выпало на долю - За честь бы счёл лежать меж них. 1989
* * * Ах, память - черный зрак ствола... А над расхристанной Россией Пылают храмы вековые. Колокола, колокола... Чу, по самим себе звонят На обгорелых колокольнях! Рыдают или бью в набат? Иль стонут медные от боли? Ах, память - Ледяной поход, Кубань и Дон, и степь без края... Над полем брани снег идет, И кровь дымится, замерзая. Под хрипы схваток штыковых, Разбойный свист казачьей лавы Подкралась гибель вековых Устоев царственной Державы. Глотаю снег горячим ртом... Не все рубцы затянут годы. Дымя, уходят пароходы, А жизнь осталась за бортом. Что было? Бойня, кровь и грязь, И взлёт надежды окрылённой... Почём в Стамбуле русский князь И офицерские погоны? Нет ни погоста, ни угла. Пылают храмы вековые, Нас всех смахнула мать-Россия, Как крошки хлеба со стола. Нет больше Родины и дома. Что можно взять, ты все взяла. И погребальным черным звоном Гудят твои колокола... 1990
* * * Моя тюрьма - минувшие года. Но ими жив, я - узник добровольный, Колокола моей первопрестольной Звонят во мне до Страшного Суда. Воспоминаний слаще тем отрава, Чем горше хлеб чужого бытия... Там лишь одно подобие державы, Здесь лишь одно подобие меня. Париж привык к российским чужакам, Москва, Россия... как давно всё было! Вновь кальвадос идёт огнём по жилам, Но не идут погоны к пиджакам. Уже давно разбиты переправы, И не сменить усталого коня... Там лишь одно подобие державы, Здесь лишь одно подобие меня. Что ж, можно пить коньяк или перно, Затем друг другу порыдать в жилетку, Или сыграть в гусарскую рулетку, Или послушать в Опера Гуно! Обломок лет безумия и славы, Незваный гость без завтрашнего дня... Там лишь одно подобие державы, Здесь лишь одно подобие меня. 1990
Памяти юнкеров
Я не забыл. Пусть кровь ушла в песок, Но прошлое по-прежнему ранимо. И пробил час, как щёлкнувший курок, И лгать себе уже невыносимо. И болевой порог не одолеть: Вновь мерно шаг чеканят батальоны, Гремят оркестры, вспыхивает медь, Но мне известен жребий побеждённых. Дрожат штыки, безусы юнкера, Что за Царя, за Родину, за Веру На фронт уходят через плац-парад, Чтоб никогда не выйти в офицеры! И мне с высот грядущего видны Могилы их без имени и даты. Они летами были так бедны! Зато солдатской доблестью богаты. Я не забыл... но с тех закатных дней Мне душу рвут оркестры полковые, И с каждым годом жжёт меня сильней Осколок старой взорванной России! Когда ж косая мне кивнёт: "Пора!" - Дай Бог, уйти мне с искрой той же веры, С которой шли в атаку юнкера, Чтоб никогда не выйти в офицеры. 1990
Памяти А.В.Колчака
Холод вечного огня Вне разверзшихся событий... Третий Рим вскормил меня, А четвертому не быти! Выпал мне для жизни век С раздвоеньем изначальным: Дух имперский, звон кандальный, Влево-вправо шаг – побег!
Оглянуться бы назад, Чтоб мороз – огнем по коже! Не пахал я, верно, брат, Не пахал, но сеял всё же... Память, словно белый лёд, Рыжий конь пробил копытом... Полынья черней Коцита. Ночь. Февраль. Двадцатый год...
Пирров пир на злом ветру – Человеческая повесть. Сколь веков лицом к добру – Все по грязи, да по крови! То ли жребий мой: билет Волчий вытянуть в итоге, То ль в тупик ведут дороги, То ль совсем дороги нет?
Мир, моряк, - на свете том. В небе звездочка сгорает. Полынью затянет льдом, А весной и лед растает... Всюду клин, куда ни кинь... Что я помню? Что я знаю? Широка страна родная... И звезда, увы, полынь!,,
Ни фамилии, ни дат На погостах не ищите, И никто не виноват, Что четвертому не быти... И полярный вечный снег На душе лежит, не тает... Время чести. Время стаи. Ночь. Февраль. Двадцатый век. 1996
* * * Отгорели пожары российской Вандеи, На поля и погосты сошла тишина... Мы вино благородное Белой идеи, Словно горькую чашу испили до дна. Не разверзлась земля, Гром небесный не грянул, Когда вновь на Голгофу влачили Христа, И снаряды дырявили древние храмы, И хулу поневоле творили уста. Кони сбили копыта, штыки затупились, Как патронные ящики, души пусты... Уж по трапам отмерены первые мили От гранита последней российской версты. Все теперь эмигранты, а проще - изгои, Заплатившие красной ценой за Исход… Вот Россия коснулась небес за кормою, И обуглились створы небесных ворот. Что ж, солдаты поруганной, изгнанной веры, Наша армия - дым отгоревших побед! Мы обломки её, господа офицеры, И опора престола, которого нет! Но "придут времена и исполнятся сроки", И потомки постигнут, что кровь - не вода… По делам своим каждый заплатит в итоге, Только нам ли бояться Господня суда! 1990
* * * Не поётся, друзья мои... Чары полней наливайте! Да очистит нам души Крови виноградной струя! Ради Бога, поручик, Вы "Егерский марш" мне сыграйте! Чтоб вернулась на миг Петербургская юность моя... Чтоб забыть на мгновенье, Как в пекло идут батальоны, И, как с кровью снаряды Мешают окопную грязь… Чтоб забыть как на стрелках Грохочут в ночи эшелоны… Подстелить бы соломки, Да некуда больше упасть! Отгремела "Мазурка", И вальсы давно отзвучали… Словно белые розы Осыпались мирные сны… И никто нас не ждёт У калитки в накинутой шали, И окончила матушка Путь у подвальной стены... Вы смутились, поручик? Простите, но, всё же, сыграйте! И вы тоже простите За сны наяву, господа! А теперь, за Россию, Бокалы полней наливайте… Где лежат наши деды, Где мы - не оставим следа. ...Нынче ранняя осень, раскисли дороги степные, что ведут в Севастополь, а дальше - по воле небес... милосердный снежок забинтует все раны России, и лишь нам суждено их нести, как пожизненный крест. 23 июля 1990 г.
* * * Ну, почему, мон шер, не Крезы мы? Когда из рук цветочниц светят Глаза фиалок свежесрезанных, - Всего три франка за букетик!.. И мы похожи на букет Чужих бескорневых растений... Лишь по ночам былые тени Скользят по сумрачной реке. Ты видел, как в ночи над Сеною Встают печально и устало Тень Государя убиенного И преданного Адмирала... Как души всех, кто пал в боях, Ряды смыкают... ближе, ближе... И тень России над Парижем С клинком встает на стременах. Но утро брезжит над мансардою, Трубит побудку грач весенний. Костюм укроет раны старые, И до поры растают тени. И я спешу в кафе "Рояль", Где чашка кофе с круасаном И капитан гарсон Грибанов, Которого сменяю я... Жизнь взять свое за недожитое Спешит, как конница под Харьковом... И степь дымится под копытами В парижских сумерках фиалковых... И вновь по сумрачной реке Скользят в ночи немые тени, Клочком бальзаковской шагрени Сгорает прошлое в руке. 1991
Памяти Сибирской армии
Колокольные звоны, колокольные звоны... В круговерти белесой ни крестов, ни могил. Только фыркают кони, только фыркают кони... Над последней дорогой вьётся снежная пыль. Зачехленное знамя, зачумленное время, Потускнели погоны на потертом сукне. То ли благовест слышу над Москвою весенней, То ли звон погребальный вдруг почудился мне. Колокольные звоны, колокольные звоны... Что ж вы рвёте мне душу безнадежной мольбой - То ли стоном державы по величью былому, то ли матушки плачем над сыновней судьбой?! Над последней дорогой солнце стынет багрово, Предзакатные тени на багряном снегу, - То ль по крови замерзшей барабанят подковы, То ли звон колокольный - разобрать не могу. То ль звонарь полупьяный, то ль безумное время. Я не знаю, что будет, всё что было, забыл... Только фыркают кони, только звякает стремя, В круговерти белесой ни крестов, ни могил. 1991
1/2
|
|
Белизна—угроза черноте… (М. Цветаева) |
