|
Елена Крюкова
Дух белого офицера взирает на Россию нынешнюю
Земля моя! Встань предо мною во фрунт. Кинь тачки свои и тележки. Ладони холеные враз не сотрут Невольничьей острой усмешки.
Дай гляну в сведенное мразом лицо: Морщинами - топи да копи Да тьма рудников, где мерзлотным кольцом - Посмертные свадьбы холопьи.
Россия моя! Меня выстрел сразил, Шатнулся мой конь подо мною, И крест золотой меж ключиц засквозил Степною звездой ледяною...
И я перед тем, как душе отлететь, Увидел тебя, Голубица: В лазури - церквей твоих нежную медь, Березы в снегу, как Жар-птицы!
Увидел мою золотую жену, Что пулями изрешетили, Узрел - из поднебесья - чудо-страну, Что мы так по-детски любили!
Узрел - домны, баржи и грузовики, Цеха, трактора да литейки: Народ мой, страданья твои велики, Да сбросить вериги посмей-ка!
Тебя обло чудище в клещи взяло - И давит суставы до хруста... И дух отлетел мой. И Солнце взошло. И было мне горько и пусто.
За веру, за Родину и за Царя Лежал я в январской метели, И кочетом рыжим горела заря Над лесом, лиловее Гжели!
А я полетел над огромной землей - Над Лондоном, Сеною, Фриско... Но вышел мне срок! Захотел я домой!.. И вновь заискрились так близко
Увалы, отроги, поля во грязи... Вот - вымерший хутор: два дома Во яхонтах льдов - слез застылых Руси... Вот - в церкви - пивнушка... О, Боже, спаси: Знакомо все - и незнакомо!
Детишки молитвы не знают... и так Отборным словцом щеголяют... Гляди же, душа, мой исплаканный зрак, На брата-ефрейтора, что, нищ и наг, В миру с котомой костыляет!
На девок панельных. На хлестких купцов. На жирных владык в лимузинах. На черных чернобыльских вдов и вдовцов. В ночлежный декор магазинов.
Не плачь, о душа моя, твердо гляди На храм, что сожгли сельсоветы, - Теперь над ним чистые стонут дожди, В ночи - светляками - кометы...
Гляди - вот под ветрами трактор гниет... Раскопы пурга обнимает... Гляди, о душа, - твой великий народ Без Бога живот свой умает!
Кто это содеял?! К ответу - кого?!.. Я всех назову поименно. Я шашки и сабли рвану наголо - За Ад наш трехсотмиллионный!
В толпе Вавилонской сплелись языки, Ослабились древние крови - Гляди же, душа, с межпланетной тоски, Как дула здесь наизготове!
Ах, долго гремел репродуктор в пурге, Трепались в ночи транспаранты - Намаслен уж ствол, и винтовка - к ноге! - Опричники, тля, оккупанты...
Так! Все, что здесь было, - великая ложь! Но, Боже! Я верую в чудо Твое! Я люблю тебя! Ты не умрешь, Красавица, кляча, паскуда,
Век целый тащившая проклятый воз, Блудница, царица, святая, - И я, офицер, зревший кровь и навоз, Скитавшийся между блистающих звезд, Мальчонкой - к буранам седеющих кос, К иссохлой груди припадаю.
Плакат
“ВПЕРЕДИ ВАС СМЕРТЬ, ПОЗАДИ ВАС СМЕРТЬ.” (Плакат времен гражданской войны в России, 1918 - 1920)
Впереди вас смерть - позади вас смерть. На холстине - вранья плакатного звон. Кто во Брата стрелял - тому не посметь Царским вороном стать в стае зимних ворон. Черный кус металла приучен дрожать В кулаке, где кровь превратилась в лед. Кто в Сестру стрелял - тому не едать За ужином рыбу и сотовый мед. Тому за Вечерей не вкушать Червонного хлеба, чермного вина. Кто Отца убил - тому не дышать. Вместо воздуха в легких - лебеда, белена. Вы, громады домов, - ваши зенки белы. Что вы пялитесь на зверька с револьвером в руке?! Он стреляет - огонь!.. - уста еще теплы. Он стреляет - огонь!.. - шпинель на виске. Мы носили телогрейки, фуфайки, обноски, срам, Ветошь свалки, ели с задворков отброс, - А тут на лбу - чертог и храм: Кровь рубинов, алмазы и перлы слез! Вот они на башке воровской - яркий лал, Турмалин - кап в снег, кровавый гранат: Слаще шапки Мономаха брызжет кристалл, Эта жизнь никогда не придет назад! Вот где ужас - с оружьем - камнем стоять Против всей своей, родной родовы: Ты, окстися, - ведь ты же стреляешь в Мать, В свет поверх ее золотой головы! В сноп безумный! В колосьев ржавый пучок! В пляску резких, слепящих как омуль снегов! Ты стреляешь в Родину?!.. Целься прямо в зрачок. Крови вытечет, Боже, без берегов. И не будет ни святых. Ни царей. Ни вер. Ни юродивых с котомками близ хлебных дверей. И я одна превращусь... в револьвер. Изогнусь чугунно. Вздымусь острей. И буду искать дулом… - а все мертво. И буду искать дулом грудь… свою… Но тяжелой черной стали шитво Не согнется ни в Аду, ни в запечном Раю. Мне в себя не выстрелить. Волком вой. На ветру собачье горло дери. И свистит моя пуля над головой Живой земли, сверкающей изнутри. Это я - чугун! Я - красная медь! Я - железные пули нижу на нить! Впереди вас смерть. Позади вас смерть. Значит, Мать убитую мне хоронить.
Бегъ
Кружево ветвей. Мы бежали: скорей. Мы на брюхе ползли. Пел вдали соловей С родимой земли.
Пел родной соловей. Дул родной снеговей. Как смешались дыханья Холопья и царей. Одинако хрипят. Одиноко глядят.
Ноги вязнут в снегу. У приблудных котят Нет дороги назад.
А в России - салют. А в России- убьют. К нам с Тобою коней вороных подведут. Оседлаем зверей: по сугробам - вперед!.. Снег летит. Снег целует глаза и рот.
Из-за снежной ракиты - прицел в спину - нам... Конь, скачи, вороной, по замерзлым лугам. Палаченки, стреляйте! Умрем как Цари - На конях, снегом высвеченные изнутри; Мы на родине!.. рана в груди - как орден Станислава ли... Анны... на конской морде - Серебристая инея бахрома...
И валюсь я с коня, убитая, в снег, Как с плеча калики - наземь - сума. Кончен БЕГЪ.
И родной соловей поет над зимой. Он сумасшедший. Он же немой. В кружевных ветвях - Весь в крови висок - Заливается, свищет, играет БОГЪ.
О, и Он одинок. О, и Он одинок.
Только одна беда: Он не умрет никогда.
Журчит под губами коня В черной полынье Святая вода.
Белый Шанхай
Я на шанхайской улице стою. Я продаю задешево мою Немую жизнь – сушеней камбалы. Ах, губки яркие – сердечком – так милы.
Возьми меня!.. ты, рикша Лю Су-чан. Я русская. Меня положишь в чан - И будет жир, и добрая уха. Слез нет. Щека безвидна и суха.
Я путаюсь: Шанхай и Вавилон... Париж... Марсель... и Питер ледяной... Ах, все они, кто был в меня влюблен, Давно, давно под черною землей.
А я – навек осталась молода! Шанхайский барс на шее у меня! Ты, рикша, прочь! Иди-ка ты сюда, Сын Императора, сын Синего Огня.
Ты, мандарин... ...на улице, в пыли, В подвале, в подворотне, - на глазу Бельмо, - собака, Дрянь Всея Земли, К тебе – на брюхе – я – не поползу.
Пускай я сдохну. Я глухонемой Слыву меж китайчат. Веду домой Того, кому мой срам продать могу. Рисуй, мальчонка, иероглиф мой Ножом – на белом, как спина, снегу.
Ножом – звезду: лопатка и хребет В крови! - пятиконечную – рисуй. Дай рис – на завтрак, ужин и обед. Дай руку мне! России больше нет. Ты деньги мне поганые не суй. Вынь лучше из кармана пистолет.
И дуло – в рот мне. Нет моей земли! И человек – не тело, а душа. Душа мертва. Уходят корабли. Есть опиум, гашиш и анаша. Все есть для наслажденья, для огня Дешевой, кислой страсти покупной! Все, мальчик, есть... Да только – нет меня. ...и нет зимы, метельной, ледяной.
И пряников медовых. И грибов На ниточках седых – в Великий Пост. Обитых красным шелком – двух гробов Отца и матери... ...а есть одна любовь, Встающая над миром в полный рост.
Шанхай! Бизерта! Мехико! Харбин! Каир! Мадрид! Хохочущий Париж! Замрите все! ...дай грошик. Хоть один. Хороший бой. Смеешься, веселишь.
И есть одна голодная мечта - Корабль... матроса подпоить вином - И прыг на борт... тайком забраться в трюм - И океан... распятье черных дум... Машинным маслом - плакать у креста Мешков и ящиков с оружьем и зерном...
И – быть. И – выть. И плыть и плыть – домой! Домой, ты слышишь, ты, косой мангуст! Кривой, косой, хромой, слепой, немой - Да только бы Христа коснуться уст!
И пусть меня поставят к стенке – пли! И пусть ведут ко рву, и крик: стреляй! Я упаду на грудь моей земли. И – топором руби. Штыком коли. Да буду я лежать в родной пыли. Будь проклят, бой, жемчужный твой Шанхай. |
|
Белизна—угроза черноте… (М. Цветаева) |
